Обычно, представляя читателям интервью, мы приводим весь послужной список героя. Но в данном случае наш собеседник в этом не нуждается. Достаточно назвать его имя - Рамиз ФАТАЛИЕВ, и все без слов становится ясно.
Художественный фильм «Грачи», сценарий которого написан им, можно смотреть помногу раз и начиная с любой минуты. А на ленту под названием «Шестой» детей водили в кинотеатры целыми классами. Это отнюдь не штрихи к портрету блистательного сценариста. Это большие вехи в его творческой карьере. А вот к характерным деталям личности Рамиза Фаталиева можно отнести пагубную привычку к никотину. В несколько приглушенном свете Рамиз муаллим дугообразно чертит огоньком сигареты, добавляя уюта к теплому кабинету с ароматным чаем на журнальном столике.
В словах собеседника без труда можно уловить легкую иронию, но она не из тех, чтобы укрывать свой внутренний мир от посторонних. Скорее наоборот, ирония такого свойства, что располагает к себе, и заметно, что Рамиз Фаталиев не представляет себя в одиночестве и любит людей, которым посвятил самого себя без остатка.
- Сценарии к вашим фильмам являются, без преувеличения, хрестоматией кинематографа. Но если бы Вам довелось переписать собственную судьбу, какой эпизод Вы бы вырезали из жизни без сожаления, а какой добавили бы?
- Есть незыблемое правило - история не терпит сослагательного наклонения, и я убежден в правоте этого постулата. Но уж коли Вы задали этот вопрос, постараюсь на него ответить. Я обыкновенный человек со своими слабыми и сильными сторонами. И конечно, совершал в жизни немало ошибок. Поэтому, наверное, эти эпизоды я вырезал бы, причем не один, а несколько. А то, что я выбирался из сложных ситуаций, так это, пожалуй, и есть те самые вставки, о которых Вы говорите.
Безусловно, кое-что из своей жизни я вычеркнул бы. Говоря конкретно, я сожалею о потерянных в политике 7-8 годах, особенно, о пяти из них, когда заседал в парламенте. Я бы вырезал их из своей жизни без сожаления.
Понадобилось время, чтобы осознать – политика не мое. Не та сфера приложения моих сил. Я сейчас не ругаю политику, а просто говорю о некой несовместимости понятий «политика» и «Рамиз Фаталиев», не более того. Поли­ти­кой должны заниматься политики, к коим я не отношусь. Поэтому это самое крупное, что я с удовольствием в своей жизни заменил бы. Понимаете, если мне приходится писать о чем-то, то я досконально изучаю вопрос, но политику я так и не понял.
- Почему?
- Возможно, это недоступно для моего интеллекта. А возможно, это что-то такое, что находится вне моей морали и вне моих жизненных принципов.
- Вы человек с амбициями?
- Абсолютно нет.
- Но почему, же Вы все-таки подались в политику, да еще задержались в ней на столько лет?
- Стечение обстоятельств. Это условно семь лет, знаете, вообще-то их было пять. Когда в 1988 году начались известные события, я руководил киностудией. И то, что делала в то время киностудия, некоторые склонны рассматривать как подвиг, я же считаю, что мы просто выполняли свой профессиональный долг. Мы были обязаны запечатлеть для истории происходящие события. Скажу без всякого преувеличения и ложной скромности мы были своего рода летописцами. История менялась на глазах и, порой, было трудно сохранять беспристрастность. В эти бурные события далеко не все решались выполнять свой профессиональный долг (в том числе, и на телевидении), чтобы не рассердить тех, кто наверху. А избрав меня директором киностудии (я туда не пробивался), откуда я мог уйти в любой момент с учетом моего бесшабашного и где-то беспечного характера, я не цепляясь за свое кресло директора, работал без оглядки наверх.
Потом наступили тяжелые 90-е годы. Вы знаете, что происходило в январе, фактически в киностудии тогда разместился штаб сопротивления. А когда были выборы в Милли Меджлис, меня едва ли не на руках внесли в парламент. Увы, я в своем простодушии тогда не догадывался, что власть приберут к рукам люди, которым нет дела до наших базовых ценностей. Да и не один я был такой наивный.
- Но в то же самое время - это проявление вашей гражданской позиции. Вы были главным действующим лицом и организатором рискованных операторских съемок, закрытых показов документальных фильмов о национальной трагедии. Далеко не все имеют такую принципиальную позицию. Не будь Вас, кто знает, может, у нас не было бы документальных видео-фактов трагических событий тех лет. Говорю это без всякого пафоса.
- Откровенно говоря, я тоже не любитель кокетничать. Но то, о чем Вы говорите - это не политика. Это долг каждого. Я понимаю, что проделанная работа имеет большое значение. Просто я не знаю, как себя повел бы кто-то другой на моем месте. Но я поступил так, как велела мне совесть. Иначе, завтра мои дети спросили бы меня об этом, и что бы я тогда им ответил?
- …Думаю, дело не в детях. Вы поступили бы так же, даже если были бы бездетным.
- Ну, наверное. У каждого человека свое чувство долга и ответственности. К счастью, я был не один, были десятки смелых, честных, решительных людей, которые работали со мной, рискуя жизнью, снимая редкие исторические кад­ры, которые ежегодно показывают по телевидению, при этом никто даже не называет их фамилий. А ведь человек под угрозой смерти два дня пролежал под грузовиком, чтобы отснять один единственный кадр.
Скоро 20 января и опять, как всегда, на экранах появятся либо совершенно сторонние и далекие от этой проблемы люди, либо те, кто в «черный январь» таился по кустам. А сегодня они выходят в эфир и с героическим видом нам что-то там вещают про те события. Но мы-то знаем, кто есть кто.
- И народ знает, кто есть кто, я имею в виду мыслящую часть населения, которую обмануть сложно - они любят и уважают не тех, кого больше покажут по ящику, а тех, кто истинно того достоин. Отечественное телевидение, к великому сожалению, сегодня служит иным ценностям, отдавая эфирное время на откуп частным медицинским клиникам, колбасным фабрикантам и шоу-бизнесменам. Поэтому, может быть, даже хорошо, что в промежутках между рекламой «шадлыг еви» и шоу-разборок, не показывают героев, борющихся за совершенно другие ценности жизни. Хотя, порой все это обидно до слез…
- Да, в принципе, не должно быть обидно. Когда ты выполняешь свой долг, то остаешься честным перед самим собой. Поверьте, это дорогого стоит. А кто и как это запомнил… Приятно, если кто-то вспомнит, но требовать или обижаться не в моих правилах.
- Какой самый сложный вы­бор в жизни Вам подбросила судьба?
- Самым сложным был вопрос о смене страны проживания. Воз­мож­но, на чужбине я имел бы больше материальных благ, но на своей земле, где похоронены мои родители, мне гораздо лучше. Чувство Родины оказалось сильнее всего.
- Что для Вас означает Родина? Баку очень изменился – и город не тот, и люди ни те...
- (пауза)… Вы помните маму молодой?
- Да, конечно.
- Наверно, красивой, наверное, у нее и кожа была другой, нежели сейчас…
- Поняла Вас. Вы хотите сказать, ее не предают, если она постарела…
- И что, от этого она перестала быть мамой?..
- Нет.
- Я не знаю, можно ли это унаследовать, но любовь к земле, к Родине мне передались от отца. Ему, как крупному специалисту по строительству мостов и каналов, часто поступали предложения работать за рубежом. Однажды он чуть не согласился, даже документы были готовы, но в самый последний момент все-таки отказался. Тогда мне было лет 10. Спустя многие годы я спросил его, почему он отказался, и он ответил, что не смог себе представить, не то что бы год, а даже недели без Азербайджана.
- Это патриотизм?
- Когда-то я думал, что любовь к родине и патриотизм – одно и то же. Но в последнее время из понятия «патриотизм» вынули все его содержимое, вставили туда что-то лживое, смердящее и фальшивое. И сейчас этим словом называют нечто, совершенно другое. Поэтому я предпочитаю говорить, что люблю свою Родину. А слово «патриотизм» меня начинает смущать. Вот, к примеру, то, что делает Путин на Украине, он тоже называет это патриотизмом. А тогда что же такое фашизм? - спрашиваю я. Поэтому я уже не обращаюсь к этому слову, в этом качестве оно для меня не существует.
- Как раз в этой связи, хотелось бы у Вас спросить, Вы дружите с Никитой Михалковым, который пригласил Вас в Москву, у вас с ним всем известные сов­местные кино-работы. Скажите о Вашем отношении к сегодняшнему Михалкову, который поддерживает путинскую позицию и затыкает рот тем, кто открывает всем, и ему, в частности, глаза…
- Мне очень грустно констатировать… Я с Михалковым не только работал, я несколько лет с ним дружил «не разлей вода». И это естественным образом прекратилось, не потому, что мы поссорились, а потому, что просто я уехал из Москвы обратно в Баку, женился, и так закрутилось. Но то, что с ним произошло сейчас, иначе, чем перерождением человека, я назвать не могу. И не я один так считаю. Но они это перерождение видят в сравнении с его фильмами, потому что, невозможно сопоставить «Нео­кон­ченную пьесу», «Рабу любви», нашу совместную работу «Без свидетелей» с тем, что он снимает сегодня.
Но помимо всего этого, у меня еще есть и личные воспоминания о Никите, с которым мы вместе играли в футбол, дрались. Я пом­ню, когда в Лиепае, где он снимался в фильме, мы в свободное время параллельно писали с ним сценарий к фильму. И там, играя в футбол, я упал из-за подставленной подножки, и четыре дня не мог поднять руку. Каждое мое утро начиналось с того, что приходил Никита и надевал на меня майку, сорочку, пиджак, а вечером он меня таким же образом раздевал. Никита, как бы по внешним признакам кавказской ментальности, первым рвался платить в ресторане и т.д., есть масса других деталей, которые могут показаться смешными, но они очень характеризуют его. А потом вдруг у него появились какие-то имперские амбиции. Искушение властью не выдержал. Пока у него не было никакой власти, он болел за справедливость. А как только добрался до нее, стал консерватором, мракобесом…
Речь идет о двух разных Ники­тах. И когда сейчас он попытался снять фильм «Сол­нечный удар» по Бунину, он просто опозорился, оскандалился. А 30-летний, даже 40-летний Михалков снял бы его блестяще, завоевав первые призы на фестивалях. Понимаете, человек, который снимает «Неокон­чен­ную пьесу», должен жить по-другому, мыслить иначе, все должно быть по-другому. Сегодняшний Михалков не может приходить на съемочную площадку и включать вчерашнего Никиту. Имитация искренности тут невозможна. За все надо платить. Вот забрался наверх, заработал миллион - заплатил своим талантом. Это плата. Хочешь такой обмен, пожалуйста, плати.
- Дорогая цена…
- Да. А если не платишь, умираешь, например, как Довлатов.
- Говорят, в таком возрасте лю­ди не меняются. В таком случае, когда Михалков был настоящим – тогда или сегодня?
- На этот вопрос нет ответа. Это невозможно выяснить, на мой взгляд. Как это понять? Нет такого прибора. Но есть ведь люди-хамелеоны. Есть люди, которые до сих пор так живут.
- Сегодня, материальное перекрывает кислород моральному и духовному, подлинному и бесценному. Деньги имеют несравненно больший вес и ценность, нежели сама человеческая жизнь, творчество, мораль.
Все чаще приходится сталкиваться с подменой понятий. Сло­ва «солидный», «dəyərli» уже не отражают человеческие качества, а лишь подчеркивают материальный статус человека и его платежеспособность. Поэтому, встречая в объявлениях избитое выражение «для солидных клиентов», педагоги и инженера проходят мимо, понимая, что это не к ним обращаются, а к предпринимателям, депутатам, прокурорам, бизнесменам, певцам. Словом очень важным (VIP) персонам, которыми можно стать, если у вас завелись деньги. Получается, мы все не солидные, не «dəyərli»?
- Наверное, так. А Вас это очень волнует?
- Нет. Просто констатация фактов.
- Мера ценностей устанавливается не нами. Я согласен с Вами, жить в переходный период – это проклятье. Вот мы попали в такой период. Но опять-таки, чтобы не происходило, это моя Родина, которую не выбирают, а любят. Я именно поэтому привел Вам банальный пример с мамой. Как бы себя мама не повела, в силу определенных обстоятельств, – она мама, она меня родила. У меня с Родиной то же самое. И все Ваше недоумение, Ваши сожаления я очень хорошо понимаю, и готов подписаться под каждым из них. Но, тем не менее, как это ни странно, я готов винить больше себя, чем свою Родину. Наверное, мы - такие как я и вы, в исторический момент времени не смогли овладеть ситуацией, не сумели ее понять, и вот нас вынесло туда, куда вынесло.
- То есть в происходящем Вы вините себя?
- Да, безусловно.
- А Вы думаете, что от Вас что-то зависело?
- На-вер-но-е… Я обязан так думать. К примеру, если я считаю, что я разбираюсь в науке лучше, чем академик, то это беда не академика, это - моя беда. Отчасти в этом виноват каждый из нас, в том числе и я, что у нас теперь такие ученые, врачи, строители, чиновники и т.д. Понимаете?
Я, как и многие другие, нередко вспоминаю пирожки с требухой за пять копеек, слоеные пирожки в продмаге или французские булки с сосисками, брикеты с фруктовым мороженым, самые вкусные помидоры тех лет. Но у нас начинает происходить очень важная, на мой взгляд, подмена понятий. Мы ностальгируем не столько по времени и пирожкам, сколько по самим себе с этими пирожками в руках. Это большая разница. Но это еще не все. Подмена понятий в другом. Не следует думать, что не будь новостроек, сохранились бы те пирожки, мороженое и булки. Эти перемены - абсолютная неизбежность, и связывать ее с тем, что тогда было лучше, а сейчас хуже – пустая трата времени. Я любил улицу Советскую, часто мы там дрались, там было много моих товарищей. Но люди жили в жутких условиях, и чего же им сожалеть по этому поводу?
- Рамиз муаллим, кто сыграл главную роль в Вашей жизни?
- (длинная пауза) Думаю, что мама. Потому что, любовь и приверженность к профессиональным ценностям - литературе, слову, му­зыке - это все от нее. Профессию, вроде бы, выбирал я сам, но дрожжи были брошены мамой. Хотя дорога была непростой – у меня был выбор между музыкой - я 12 лет учился играть на фортепиано у самого профессора Георгия Ша­роева. Потом Азнефтехим (потому что, этот институт находился близко к дому). Так вот, та же мама, которая мне привила любовь к литературе, она же не отпустила меня, единственного ребенка в семье, в 18-летнем возрасте в Москву в Литературный Институт. Но в 24 года она не препятствовала моему отъезду в Москву на высшие режиссерские курсы, которые я закончил. Но ручка и бумага – это все равно от нее.
Знаете, у меня никогда не было кумиров, наставников или каких-то непререкаемых авторитетов. Я придерживался ветхозаветного прин­ципа «не сотвори себе кумира». Потому что, сотворив кумира, ущемляется твоя независимость, будто ты сам у самого себя что-то отбираешь.
- А какую роль сыграл в Вашей жизни отец?
- Во-первых, папа женился на моей маме, будучи на 20 лет ее старше. А я родился, когда маме было всего 20. Годы распределились в рифму: отец - 1906 года, мама - 26-го, я 46-го, а моя дочь - 86-го. Папа мне как-то сказал, что больше всего боялся уйти из жизни до того, как я крепко встану на ноги. Но в итоге они с мамой прожили 48 лет вместе, он два года не дожил до золотой свадьбы, и ушел он в 86 лет, когда мне было 46. Папа своим личным примером убедил меня в значимости и ценности семейных уз. И отчасти поэтому, наверное, я женат один раз, и мы уже 30 с лишним лет в браке.
- Вы старше супруги?
- Да, на 12 лет, и мы оба из одного знака зодиака - собаки.
- И как они уживаются под одной крышей?
- (смеется) Вот всем этим звериным гороскопам не доверяю, даже про совместимость знаков - все не то. Например, пишут, что близнецы и раки несовместимы, а мы с женой уже тридцатник разменяли. Я только верю в описание близнецов – там многое действительно совпадает.
- Близнецы – знак воздуха, они - как ветер, не приемлют границ и давления.
- Однозначно. Любое давление на меня непереносимо. И рамки тоже. Все мои неприятности, может быть, исходят именно оттуда. Хотя, наверное, и оттуда же какие-то мои достоинства, если они есть.
- Ответственность за принятие серьезных судьбоносных решений Вы отдаете во власть сердцу или разуму? Как они ладят друг с другом?
- …(задумался) Скажем так, они живут не под одной крышей. Это точно. Может быть, они соседи, и не злые соседи, может, даже они добрые соседи, но, тем не менее, они часто расходятся во мнениях. Поэтому, я как мужчина вынужден выбирать здравый смысл. Как правило. Это женщина, при тех же условиях, гораздо лучше чувствует, чем думает. Как мне кажется. Поэтому ту роскошь, которую может себе позволить женщина, то есть решить вопрос, что называется, сердцем, мужчина – не может. Ибо этот аппарат у него не так сильно развит. Он все-таки больше думает, нежели чувствует. Поэтому мужчина, скорее всего, правильное решение примет с помощью здравого смысла, нежели чувств.
- Разговор с самим собой - это, по-вашему, диалог или монолог? Только не говорите, что «диагноз»…
- Безусловно, диалог, во всяком случае, для меня. Во-первых, я близнец, поэтому диалог просто неизбежен. Во-вторых, мне всегда есть о чем поговорить с собой, так как чаще я бываю недоволен собой, потому что, какое-то время было потрачено впустую…
- Не суди, да не судим будешь. Зачем Вы себя судите?
- Не сужу. Скорее, сидя с самим собой на лавочке, попивая чай, как бы чуть-чуть себя в чем-то упрекаю, иногда отвечаю и оправдываю, а иногда молча, опустив голову, спрашиваю и слушаю себя, понимая, что ответа на них нет.
- Однажды я спросила у главного редактора од­ного издания: «Как Вы к себе относитесь?» Мне понравился его ответ - «с пониманием».
- Да, и я стараюсь к себе относиться с пониманием, потому что полного непонимания я все-таки не заслуживаю.
- Как-то так сложилось в нашем обществе, что многие все знают о соседях и знакомых, и ничего - о себе. А Вы хорошо с со­бой знакомы или пока в процессе?
- Знаком. Потому, что это опять вопрос внутренней ответственности и череды испытаний, через которую человек проходит в жизни. Преодолевая препятствия на жизненном пути, мы познаем себя, и происходит это не в теории, а на практике, т.е. в процессе. Как показывает жизнь, мы учимся не на чужих ошибках, а на собственных. Наверное, для самопознания иного пути нет и быть не может. И это справедливо.
Но для этого, все-таки должен наступать какой-то момент, когда уже больше начинаешь задумываться о конце жизни. И в это время уже желательно знать себя, чтобы достойно уйти.
- Вы правы, наверное, важно не только то, как человек приходит в эту жизнь, но и то, как он уходит из нее. Мне в такой момент всегда вспоминается фрагмент из фильма «Титаник», который многими остался незамечен. В момент, когда на пароходе, терпящем крушение, идет борьба за выживание, все кричат, мечутся, пытаясь спастись, вдруг показывают, как мать, в этой обстановке укладывая спать своих детей, напевает им колыбельную. Вот она - сила духа, трезвая оценка ситуации и мудрый уход в вечность без суеты и слез, под ласковый голос мамы, с улыбкой на лице.
- А для того, чтобы быть готовым к таким вызовам судьбы и иметь такую силу духа, чтобы так мудро поступить, эта мать уже должна была к этому моменту познать себя. Вот и я об этом говорю. Правда, я думаю, что до конца мы никогда себя не познаем, хотя бы потому, что не знаем, как себя поведем в нестандартной ситуации.
- Вы согласны с мнением о том, что единственным гениальным и непревзойденным автором сценария и режиссером является Господь Бог. Он в деталях сотворил бесчисленное множество непохожих друг на друга персонажей и человеческих судеб, и каждому расписал несколько путей на выбор.
- Вы правы только в том случае, если он есть. Я не атеист и не верующий. И хотя я, как все, говорю с ним, но нас друг другу, все же, не представляли. Поэ­то­му я с ним общаюсь на «Вы».
- Что бы Вы подарили Богу?
- (закурил, уйдя в раздумья минут на три) Кисти и краски. Чтобы он чуть-чуть краше раскрасил бы этот мир.
- Можно, мы завершим беседу в режиме блица?
- Пожалуйста.
- Жизнь сегодня - это борьба или игра без правил?
- Жизнь - всегда борьба, но сегодня - борьба и игра без правил.
- Всегда надо бороться?
- Надо, иначе нельзя.
- А может, бросить весла и плыть по течению.
- Попробуйте. Но Вас обязательно прибьет куда-то, поскольку течение не может Вас провести от начала до конца.
- Может не туда прибить…
- Чаще всего. Если Вы не сопротивляетесь течению и не выбираете нужный берег, то за Вас этот выбор сделают другие, да и сама жизнь.
- Достойный человек не может быть для всех хорошим, поэтому он всегда будет иметь не только друзей, но и врагов.
- Верно. Для этого дос­таточно иметь свои принципы. Если у человека есть свое мнение, пускай даже ошибочное, то у него всегда будут и друзья, и враги.
- Какая из своих ре­жиссерских работ Вам больше всего нравится?
- Никакая.
- Вы сейчас лукавите?
- Нет, это абсолютно чес­тно. Могу даже покля­сться.
- А из собственных 50 сценариев к фильмам?
- Есть несколько сценариев, которые, считаю, удались. Это «Грачи», телевизионный фильм киностудии Довженко «Мелочи жизни», «Без свидетелей», «Мерзавец» и «Зонтик для новобрачных».
- Если бы Вы были президентом страны Со­ветов, какой совет Вы бы дали людям?
- Я что, произвожу впечатление судьи или советчика?
- Любви все возрасты покорны. Вам наверняка знакомо это чувство. Ска­жите, как Вам любовь на привкус?
- Мне кажется, тот, кто может рассказать о любви, либо лжец, либо беззастенчивый человек.
- Женам творческих людей обычно не позавидуешь. А как Вашей? С Вами ей не сложно?
- Мне кажется, что я – не сахар.
- А ей как кажется?
- Ну, она же живет со мной вот уже больше 30 лет. Если даже и не сахар, но видимо, все-таки годен к употреблению (улыбаясь).
- Говорят, надо прожить жизнь так, чтобы молодость могла пожать руку старости, а как в Вашем случае?
- Скромничать не стану – я в жизни не сделал ничего необратимого. Поэтому, думаю, что рукопожатие состоялось бы.
Н.МЕДЖИДОВА

---

---